Когда мне встречается в людях дурное, То долгое время я верить стараюсь, Что это скорее всего напускное, Что это случайность. И я ошибаюсь. И, мыслям подобным ища подтвержденья, Стремлюсь я поверить, забыв про укор, Что лжец, может, просто большой фантазер, А хам, он, наверно, такой от смущенья. Что сплетник, шагнувший ко мне на порог, Возможно, по глупости разболтался, А друг, что однажды в беде не помог, Не предал, а просто тогда растерялся. Я вовсе не прячусь от бед под крыло. Иными тут мерками следует мерить. Ужасно не хочется верить во зло, И в подлость ужасно не хочется верить! Поэтому, встретив нечестных и злых, Нередко стараешься волей-неволей В душе своей словно бы выправить их И попросту "отредактировать", что ли! Но факты и время отнюдь не пустяк. И сколько порой ни насилуешь душу, А гниль все равно невозможно никак Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши. Ведь злого, признаться, мне в жизни моей Не так уж и мало встречать доводилось. И сколько хороших надежд поразбилось, И сколько вот так потерял я друзей! И все же, и все же я верить не брошу, Что надо в начале любого пути С хорошей, с хорошей и только с хорошей, С доверчивой меркою к людям идти! Пусть будут ошибки (такое не просто), Но как же ты будешь безудержно рад, Когда эта мерка придется по росту Тому, с кем ты станешь богаче стократ! Пусть циники жалко бормочут, как дети, Что, дескать, непрочная штука - сердца... Не верю! Живут, существуют на свете И дружба навек, и любовь до конца! И сердце твердит мне: ищи же и действуй. Но только одно не забудь наперед: Ты сам своей мерке большой соответствуй, И все остальное, увидишь,- придет! (с)Эдуард Асадов
Ветер танцует, танцует море, Танцует небес глубина… А девочка в платье странного кроя Выражает себя – С ветром танцует, танцует с морем. Болеет Она. Кружиться, кружится, кружиться, Падает на пол, на нем Словно на улице лужица Искривляется под дождем, То раздувается, то утюжится То длинная, то калачом. Прыгает. Обсерватория – Виден прыжок в телескоп, Неба и звезд территория Впитывает потоп Этой не громкой истории Об одиночестве стоп. Ветер танцует, танцует море, Танцует глубокое «Я» И в этом пластическом вздоре Есть философия: Философия ветра, философия моря И небес глубина Константин ОВСЕЙЧИК
Она сказала: «Он уже уснул!»,— задернув полог над кроваткой сына, и верхний свет неловко погасила, и, съежившись, халат упал на стул. Мы с ней не говорили про любовь, Она шептала что-то, чуть картавя, звук «р», как виноградину, катая за белою оградою зубов. «А знаешь: я ведь плюнула давно на жизнь свою... И вдруг так огорошить! Мужчина в юбке. Ломовая лошадь. И вдруг — я снова женщина... Смешно?» Быть благодарным — это мой был долг. Ища защиту в беззащитном теле, зарылся я, зафлаженный, как волк, в доверчивый сугроб ее постели. Но, как волчонок загнанный, одна, она в слезах мне щеки обшептала. и то, что благодарна мне она, меня стыдом студеным обжигало. Мне б окружить ее блокадой рифм, теряться, то бледнея, то краснея, но женщина! меня! благодарит! за то, что я! мужчина! нежен с нею! Как получиться в мире так могло? Забыв про смысл ее первопричинный, мы женщину сместили. Мы ее унизили до равенства с мужчиной. Какой занятный общества этап, коварно подготовленный веками: мужчины стали чем-то вроде баб, а женщины — почти что мужиками. О, господи, как сгиб ее плеча мне вмялся в пальцы голодно и голо и как глаза неведомого пола преображались в женские, крича! Потом их сумрак полузаволок. Они мерцали тихими свечами... Как мало надо женщине — мой Бог!— чтобы ее за женщину считали. Евгений Евтушенко
С давних пор не любят люди Открывать своё лицо. Под фатой невеста будет В церкви одевать кольцо. Прячем мысли, лица прячем, Прячем выраженье глаз. Маски любят, маски плачут И смеются вместо нас. Все мы - женщины, мужчины Зачарованы игрой. Как легко надеть личину, Мир отгородить стеной. Закрывают люди лица Яркой краской на показ. Так как с маской легче сжиться Миру, чем любым из нас. Вот и носят люди маски, Не снимая до конца. Но под толстым слоем краски Может и не быть лица група "Толкинисты"
Вона була красуня з Катеринівки. Було у неї п'ятеро вже вас. Купляла вам гостинчика за гривеник, топила піч і поралась гаразд. Ходила в церкву, звісно, як годиться. Гладущики сушила на тину. Така була хороша молодиця і мала мрію гарну і чудну. У ті часи, страшні, аж волохаті, коли в степах там хто не воював,— от їй хотілось, щоб у неї в хаті на стелі небо хтось намалював. Вона не чула зроду про Растреллі. Вона ходила в степ на буряки. А от якби не сволок, а на стелі щоб тільки небо, небо і зірки. Уранці глянеш — хочеться літати. Вночі заснеш у мужа на плечі. Де б маляра такого напитати? Навколо ж орачі та сіячі. Уваживши ту мрію дивовижну, приходив небо малювать шуряк. Вона сказала: — Перестань, бо вижену. У тебе,— каже,— небо, як сіряк. Якийсь художник у роки голодні вробити небо взявся за харчі. Були у нього пензлі боговгодні, став на ослін, одсунув рогачі. У нього й хмари вигинались зміями, уже почав і сонце пломінке. Вона сказала: — Ні, ви не зумієте. Злізайте,— каже.— Небо не таке. Вона тим небом у тій хаті марила! Вона така була ще молода! Та якось так — то не знайшлося маляра. Все якось так — то горе, то біда. І вицвітали писані тарелі, і плакав батько, і пливли роки,— коли над нею не було вже стелі, а тільки небо, небо і зірки. © Ліна Костенко
Мы решили с тобой дружить, Пустяками сердец не волнуя. Мы решили, что надо быть Выше вздоха и поцелуя… Для чего непременно вздох, Звезды, встречи… скамья в аллее? Эти глупые «ах» да «ох»!.. Мы – серьезнее и умнее! Если кто-то порой на танцах Приглашал тебя в шумный круг, Я лишь щелкал презрительно пальцем - Можешь с ним хоть навек остаться. Что за дело мне? Я же друг! Ну а если с другой девчонкой Я кружил на вешнем ветру, Ты, плечами пожав в сторонке, Говорила потом мне тонко: - Молодец! Нашел кенгуру! Всех людей насмешил вокруг.- И, шепнув, добавляла хмуро: - Заявляю тебе, как друг: Не танцуй больше с этой дурой! Мы дружили с тобой всерьез! А влюбленность и сердца звон… Да для нас подобный вопрос Просто-напросто был смешон! Как-то в сумрак, когда закат От бульваров ушел к вокзалу, Ты, прильнув ко мне, вдруг сказала: - Что-то очень прохладно стало, Ты меня обними… как брат… И, обняв, я сказал ликуя, Слыша сердца набатный стук: - Я тебя сейчас поцелую! Поцелую тебя… как друг… Целовал я тебя до утра, А потом и ты целовала И, целуя, все повторяла: -Это я тебя, как сестра… Улыбаясь, десятки звезд Тихо гасли на небосводе. Мы решили дружить всерьез. Разве плохо у нас выходит? Кто и в чем помешает нам? Ведь нигде же не говорится, Что надежным, большим друзьям Запрещается пожениться? И отныне я так считаю: Все влюбленности – ерунда. Вот серьезная дружба – да! Я по опыту это знаю… АСАДОВ ЭДУАРД
Десь проходила ніжність між нами. І спинилась. І кликала нас. І не вміла стати словами, Бо не знала для себе назв. Звалась дружбою. Звалась приязню. Вміла ждати і чатувать. Ми тримали її, мов на прив"язі, Щоб не сміла нас чаклувать. І вона ставала незграбною, Як отой циганський ведмідь. Лиш боялась на людях раптом Ланцюгом своїм прогриміть. Чи були ми занадто гордими, Що й слова були крижані? Та й лишилась вона кросвордом,- Може, ніжність, а може, й ні. © Ліна Костенко
Ей восемнадцать, опять не спится - читать романы, курить в окно. Она б и рада отдаться принцу, но принцам, кажется, всё равно. Ей, впрочем, тоже почти что пофиг - июнь не скоро, апрель в цвету. На кухне медленно стынет кофе. Дожди, часов равномерный стук. Ей двадцать восемь, чизкейк и пицца, мартини, праздники круглый год. Она б и рада отдаться принцу, но вечно как-то не до того. Карьера, фитнесс, чужие сплетни: "А он, и правда, хорош живьём?" Ещё немного - и будет лето, а всё, что после, - переживём. Ей тридцать восемь, будильник злится, но спешка, в общем-то, ни к чему. Она б и рада отдаться принцу, но рядом кот и храпящий муж. Зарядка, ванна, газета, график, обед: вино и горячий мёд. А лето смотрит из фотографий, хотя казалось, что не пройдёт. Ей сорок восемь, опять не спится, снотворных куча, а толку - ноль. Она б и рада отдаться принцу, но тут как тут головная боль. И она носит свой гордый профиль: в постель - сама, из неё - сама. На кухне медленно стынет кофе, какое лето? - почти зима... Ксения Александрова
Если в доме маленькие дети, Убирайте просто не спеша. Ни одна уборщица на свете Обогнать не сможет малыша! Все, что не приклеенное скотчем Или не прикручено на болт- Все сметает, ураганом точно. Раскидает, выбросит, порвет… Так что, в избежанье нервных срывов, Двигайтесь спокойно, как парад. Толку ведь с «уборочных порывов» — Словно двор почистить в снегопад!
Открылось счастье мне в простых вещах: В неторопливых разговорах с другом, В стихах, составленных с утра и натощак; В цветах, разбросанных охапками по лугу; В любимом кресле, другом ставшем мне; В иголке, с ниткою покорной неразлучной; И даже в этой вот соринке на окне – Так весело играет солнца луч с ней! Открылось счастье мне в простых вещах, Несметные богатства в этом списке: Умение любить, жалеть, прощать – И дальних, и чужих, и очень близких. Открылось счастье в птицах, облаках, В улыбке, в песне, всем давно знакомой, В истерзанных пером черновиках, В скамье гостеприимной возле дома, В свечах перед иконами, в молитве, В глазах детей, в горячей чашке чая… Источник радостей простых открыт мне, Теперь я всё на свете замечаю! Валентина Яроцкая
Находите повод для улыбки даже если это тяжело, чтоб от света таяли ошибки, холод заменился на тепло. Находите радость для общенья, чтоб слова согрели и спасли. Находите в жизни вдохновенье, чтобы люди за советом шли . да и просто так,чтоб вас увидеть и согреться ,может,в трудный миг. Находите мудрость-не обидеть, чтоб добра не иссякал родник.
Батарейка кончилась у меня в часах. Я живу вне времени, как на небесах. Батарейка кончилась — циферблат исчез. Вы еще с хронометром, я осталась без. Не спеша из темени я плыву на свет. Нет у меня времени, ни минуты нет. Лариса Миллер. “Стихи гуськом” 1996
А всё равно Меня счастливей нету, Хотя, быть может, Завтра удавлюсь... Я никогда Не налагала вето На счастье, На отчаянье, На грусть. Я ни на что Не налагала вето, Я никогда от боли не кричу. Пока живу — борюсь. Меня счастливей нету, Меня задуть Не смогут, как свечу. Юлия Друнина
Домовичкам незатишно у місті. Нема горища й комина. А ніч. Немає хати, що їй років двісті, і не зітхає челюстями піч. Нема колиски, щоб поколихати, а як і є, то зовсім не така. І навіть сон не ходить коло хати і не співає "люлі" і "Котка". На Страсть не пишуть хрестика свічками. З екранів щось стріляє і реве. Біда сьогодні буть домовичками, у інтер'єрах казка не живе. © Ліна Костенко, 2003 рік
Мороз малює у віконці. Узваром дихає кутя. І Мати Божа на іконці у хустку кутає дитя. Побудь дитиною, синочку. Твоє дитинство золоте. Ще вітер віє у терночку і дерево на хрест росте. Ще час не сплинув за водою. Ще Юда спить у сповитку. Он гурт з різдвяною звіздою уже на ближньому кутку. Поколядують і засіють. Ще, може, буде і життя. Ти на Голгофі вже Месія, а на руках іще дитя. © Ліна Костенко
